Нынешнее мировое противостояние, вылившееся в военный конфликт на Украине – это типичный конфликт между базисом и надстройкой. После Второй мировой войны в развитых странах складываются две версии социального государства. Сейчас не буду говорить о том, почему это произошло, об этом хорошо и подробно рассказано в работах А. Коряковцева и его коллег. Существование социального государства, и у нас, и на Западе, как правильно подметил Ж. Боррель, требовало значительных энергетических ресурсов [1]. Сидеть при керосиновой лампе в Европе, или при лучине даже в самой глухой российской деревне – это никого уже не устраивало. Возросшие доходы рабочего класса моментально породили усложнение и расширение потребностей этого самого класса. Рабочий, в свободное время, желал делать променад по ярко освещенному бульвару, желал посещать кинотеатр, что требовало расширения производства кинопродукции, киношники, в свою очередь, придумали как сбывать свой товар, притащив кинотеатр прямо домой к обывателю в виде телевизора. Рабочий, придя домой с завода (и принеся зарплату), уже не хотел, чтобы его жена тратила время не на него, любимого, а на стирку и уборку. Поэтому, в домах появляются стиральные машины, пылесосы и т.п. полезные изобретения. Все это, как легко заметить, требует кратного увеличения производства всех видов энергии, по сравнению даже с межвоенным периодом, когда энергия потреблялась, в основном, в производстве и в публичных пространствах. Завоеванный десятилетиями борьбы восьмичасовой рабочий день привел к появлению досуга. И вот уже к концу 1950-х годов, в США, количество занятых в сфере услуг превысило количество людей, занятых в промышленности. Кому оказывала услуги эта армия певцов, актеров, парикмахеров, барменом, продавцов, и т.д. и т.п.? Именно работникам сферы промышленного производства, у которых появилось время и деньги, чтобы посещать приятные заведения. Ну и, конечно, рабочий второй половины XX в. уже не хочет ходить на работу пешком, а хочет приезжать к проходной в собственном автомобиле.  Много ли людей в начале XX века не то что владели, а видали автомобиль в России? И все это требует огромных энергозатрат.

Доступные энергоресурсы распределены на Земле весьма неравномерно. Добыча энергии сопряжена с утерей природных ландшафтов и загрязнением окружающей среды. Но, энергоносители и саму энергию можно ввозить. Лет 300 назад никому и в голову не приходило, что можно торговать нефтью или, тем более, газом. Газ вообще был вредным побочным продуктом при разработке угля. Следовательно, энергетика становится в XX веке одним из локомотивов развития международной торговли. Там, где производят энергоресурсы тоже появляются рабочие, которые, в свою очередь, получают зарплату и им нужно куда-то потратить свои деньги. Значит в эти места можно завозить товары, произведенные в старых промышленных центрах. Таким образом, развитие энергетики сильно расширяет сферу международной торговли. Ну а дальше, все эти международные транзакции нужно обслуживать, и обслуживать быстро. Следствие – прорыв в сфере информационных технологий. Собственно, в этом и есть причина глобализации.

И вот здесь у определенной части класса капиталистов и возникает соблазн: а нельзя ли сделать так, чтобы сфера услуг и информационные технологии остались, международная торговля осталась, а рабочего, который постоянно чего-то требует, создает профсоюзы, больше не было. И вот здесь и проявляется противоречие между базисом и надстройкой.

Почему между базисом и надстройкой? Не сложно увидеть, что производительные силы (т.е. наемный работник, как главная производительная сила) за послевоенный период очень сильно изменились. Хочу подчеркнуть, что именно перемены в работнике вызвали массу технологических изменений. При этом изменилась ли экономическая и политическая надстройка? По-прежнему богатство представляется в чисто количественных характеристиках, квинтэссенцией чего являются деньги. Хотя важнейшими ценностями являются совсем другие вещи: пища, вода, воздух, свободное время. Хотя, надо признать, что деньги медленно, но верно исчезают как чувственная вещь, превращаясь в вещь сверхчувственную. Я, к примеру, почти перестал пользоваться наличностью. Но, еще раз, богатство исчисляется в деньгах. Простая бухгалтерская целесообразность и заставила во многих странах Запада перейти к деиндустриализации своих экономик. Сознание экономической элиты было не в состоянии переварить тот факт, что именно производство есть локомотив экономического прорыва. Не смогла элита вместить того, что высокая зарплата работника – залог экономического роста. 

Почему экономические элиты не смогли вместить этого факта? Потому, что мыслили (и продолжают мыслить) категориями политической борьбы конца XIX века, категориями классовой борьбы. В высокой зарплате работников мерещился призрак коммунизма (надо отметить, что справедливо мерещился) и следующим логическим шагом стала бы отмена частной собственности на средства производства. Элиты не заметили, что такая отмена уже случилась в середине XX века, по результатам двух мировых войн. Никто из тех, чьи имена украшают бренды мировых компаний уже не является реальным владельцем, им на смену пришли акционеры, советы директоров и т.д.

В области политической идеологии тоже не произошло адекватное осознание переменившихся экономических реалий. Традиционные идеологии (правые, крайне правые, левые) продолжают делать вид, что ничего не случилось. Современные фашисты и леваки превратились в ролевиков, когда простая демонстрация символов ушедшего XX века рассматривается как политическая борьба (замечу, что рассматривается не только самими ролевиками, а и правоохранителями, что говорит о том, что и те и другие застряли в XX веке). Появившаяся в 1970-хх годах идеология неолиберализма и, пришедшая за ней уже в XXI в. т.н. «новая нормальность» тоже не представляют из себя адекватное отражение реальности. По своей сути и то и другое есть, если пользоваться терминологией В.И. Ленина, «зряшное отрицание» коммунизма и фашизма, когда в словах просто меняют знаки моральной оценки. Если в устах Муссолини термин «тотальное государство» несет явно положительные коннотации, то у Х. Арендт словечко «тоталитаризм» приобретает зловещие черты ужасного деспотизма. Хотя ни «тотальное государство», ни «тоталитаризм» в реальности никогда не существовали. В вот такой вот «перемене знаков» и состоит вся современная идеология, адекватное осознание реальности пока не наступило. Значит, политическая идеология, как надстроечное явление, не поспевает за развитием производительных сил.

То же самое можно наблюдать и в области развития политических институтов. Все современные политические агрегации возникли еще в период формирования капитализма: нация, национальное государство, политические партии, представительная демократия, правительство – все это возникло именно тогда. Хотя уже сегодня очевидно, что в существовании национальных государств, которые не в состоянии экономически обеспечить собственный суверенитет, нет никакого положительного смысла. Недавно сенатор Андрей Климов произнес то, о чем предпочитают стыдливо умалчивать: «В мире на сегодняшний день реально существует около 40 полностью суверенных государств» (это из 195 имеющихся в наличии). Я думаю, что это количество еще меньше. Все остальное – симулякры государств. Существование национальных государств выгодно только национальным элитам, которые не в состоянии конкурировать в масштабах более крупных политических образований. Населению экономически выгоднее жить в большой стране, в которой всегда больше экономических возможностей для собственной реализации. Не зря население небольших стран Ближнего Востока, Центральной Азии, Африки стремится мигрировать в ЕС или в Россию, население Центральной и Восточной Европы – в крупные страны ЕС. Помимо политической стабильности там еще и иные возможности. Точно такие же симулякры политические институты внутри самих государств. Особенно это касается представительной демократии. Она уже в XIX веке выродилась в нечто неприличное, достаточно вспомнить историю с «гнилыми местечками» в Англии. Сегодня есть все технические условия для того, чтобы выяснять мнение населения по любому вопросу практически моментально и дешево. Политические партии вообще какой-то позор. Не говоря уже о политических лидерах (можно посмотреть на последних британских премьеров и Байдена в придачу). Другими словами, политические институции явным образом не соответствуют сложившимся социально-экономическим реалиям.

В нынешней социально-экономической картине именно территория Украины оказалась «слабым звеном» (опять термин Ленина), в котором прорвались все противоречия современного мира, накопившиеся за 30 лет. Почему?

1. Через Украину проходят главные энергетические магистрали Евразии. При этом сама Украина энергоносители не производит. Уже в силу этого Украина становится проблемной территорией с точки зрения суверенитета.

2. В Украине произошла деиндустриализация, значительная часть населения вынуждена искать работу в ЕС или в России. В тех областях, где сохранялась промышленность государство проводило необдуманную национальную политику.

3. Политическая система Украины – прямо классический пример того, как не надо делать. В этой системе воплотились все отрицательные черты представительной демократии, которую и без того уже пора отправлять на свалку истории.

4. Украина взялась с 1991 года строить национальное государство, тогда как сам по себе концепт этнической нации остался глубоко в прошлом. Естественно, это привело к гражданской войне.

5. С 2013 года в Украине стали активно продвигать неолиберальные ценности и «новую нормальность», которые сами по себе есть ничто иное как превращенные формы фашизма и коммунизма XX века.  Последствия не замедлили сказаться.

Почему что-то подобное не случилось в России? Я думаю, что главное состоит в том, что в России элиты вовремя поняли (не потому, что такие хорошие, а из чувства самосохранения) к чему может привести в перспективе. Иногда прямо сопротивляясь логике событий. Но, тем не менее. Главные достижения:

1. Осознали роль энергетики в современном мире.

2. Сохранили социальное государство, вопреки «советам» экономических институтов Запада о сокращении социальных и государственных расходов. Интересно наблюдать, как глава государства или председатель правительства прямо навязывают решения «экономическому блоку», где традиционно заседают либералы. Именно социальное государство создает власти опору в массах.

3. Создали такую политическую систему, в которой смена курса крайне затруднительна. Есть, конечно, узкие места и с этим надо будет работать. На мой взгляд надо уходить от персонифицированной организации власти. Я так понимаю, что конституционные реформы 2020 года – шаг в этом направлении.

Таким образом в России была создана замкнутая система: развитие энергетики обеспечивает экономическое развитие страны, весомая часть экономических ресурсов направляется на социальную сферу (на впадая в популизм), социальная политика обеспечивает поддержку населения, в опоре на поддержку населения проводится политический курс. Конечно, в стране хватает проблем, но схема эта работает, потому что в ее основе лежит здравый материализм. В Украине, свое время, такую систему создать не смогли.

События 2022 года хорошо показали, что в современном мире ни одна страна не в состоянии существовать в условиях экономической автаркии. А это значит, что вопрос о глобализации вовсе не сходит с повестки дня, как это могло показаться. Сейчас идет борьба не за отмену глобальной экономики, а за направление глобализации. Очевидно, что т.н. «монополярный мир» перестал устраивать всех главных акторов мировой экономики, кроме одного. Надо полагать, что сегодня главный вопрос в том, сколько новых мировых центров появится. Путин, в своей речи на Валдайском форуме сказал, что процесс займет около десятка лет. Путину, конечно, виднее, но я думаю, что меньше. Сам процесс разрушения старого порядка идет уже, по меньшей мере, с 2008 года, стадия демонтажа старой системы вступила в решающую фазу, а эта фаза, по определению, не должна быть длинной. Пройдет несколько лет (я думаю, что пара лет) и состоится новая международная конференция, которая и закрепит новую конфигурацию в виде современной системы международных отношений. В глобальном мире кризис слишком дорогостоящий.

Что получится – посмотрим. В следующем очерке, когда соберусь с мыслями и будет время, попробуем посмотреть на контуры грядущего нового мира и чем нам это грозит.